Охота на тетерева из лунок

Рассказы - Статьи

Несмотря на то, что в охотничьей литературе об охоте на тетеревей из лунок писалось достаточно, все же я решаюсь поделиться своим опытом в этой охоте. Побуждают меня к этому следующие мотивы: во-первых, некоторые произведения дореволюционного периода для большинства современных охотников (молодежи в особенности) недоступны, так как стали библиографической редкостью (например, монография Л.П.Сабанеева "Тетерев-косач"), во-вторых, обычно эта охота считалась случайной, - между тем, эта охота может быть систематической.

Однажды зимой, после безрезультатного сиденья в тайге с чучелами (загонщик мой не нашел стан), - я побрел на лыжах отыскивать птицу. Дело было к вечеру. После долгих скитаний я взял курс на свой шалаш через ольховые и березовые заросли по берегу речки.

Неожиданный вылет из-под снега нескольких косачей застал меня врасплох, и птица ушла невредимой, провожаемая двумя пуделями. Выстрелы подняли птицу со всех сторон, и я растерянно поворачивался, посылая безвредные выстрелы.

Возбуждение, вызванное неиспытанным приключением, дошло до того, что когда, наконец, удалось мне дублетом свалить пару косачей, я, не заряжая ружья, бросился к ним и, в этот момент, из под лыжи моей, хлопая по ней крыльями, стала вылезать, - буквально вылезать, - тетерка; попытка моя попридержать ее стволами, конечно, не удалась, и птица упала.

Описанный случай навел меня на мысль использовать ночевку птицы под снегом для планомерной охоты, а благоприятные условия позволили осуществлять эту мысль в течение нескольких зим и дали мне много незабываемых переживаний, а кроме того, позволили ближе познакомиться с жизнью нашей птицы зимой.

Все виды нашей местной дичи (рябчик, куропатка, тетерев и глухарь) проводят длинные зимние морозные ночи под снегом, но наиболее постоянен в этом отношении тетерев-косач.

Наевшись с вечера березовой почки, перед самым закатом солнца он прямо с дерева падает в снег, пробивая своим телом иногда плотную корку и, продвинувшись четвертей на 5-6 под снегом, проводит там всю ночь. Наложив за длинную ночь в своей уютной постели целую кучу помета, косач поутру, на восходе солнца, а иногда и позднее, взлетает из своей квартиры, пробивая для этого свежее отверстие (поэтому одиночная лунка всегда является признаком присутствия птицы под снегом); иногда птица выходит из под снега и пешком; это бывает обычно в кустах или у корня дерева.

Сильный мороз, особенно если он сопровождается ветром, заставляет косача проводить в снегу целые сутки, так что иногда лунки совершенно заметает снегом. В такие морозные и ветряные дни тетерева до такой степени неохотно покидают свою теплую постель, что приходится буквально выковыривать их лыжей, так как никакие постукивания лыжей о снег не действуют.

Иногда закрадывается сомнение, дескать, не вылетела ли птица, хотя второй лунки и не видишь; и только засунув лыжу под снег под лункой, выбросишь вместе со снегом и затаившуюся птицу.

Пока снег не затвердеет, тетерева (в средине зимы тетерки и косачи вместе, а к весне - разбившись на однородные стаи) обычно ночуют на открытых полянах с редко разбросанными кормовыми березами; с появлением же наста, или просто корки от надувов и мороза, перебираются в болота, где снег рыхлее и легче пробивается. На плотной корке мне случалось у края лунок видеть капельки крови - быть может, от раны, полученной птицей при пробивании плотной корки.

В выборе места для ночевок стая бывает иногда поразительно постоянна; в течение трех зим я бил тетеревей, регулярно посещая место охоты каждый праздник с момента начала морозов и до 1 марта, и еженедельно находил стаю в одном сравнительно небольшом районе. В первый сезон я взял там около 90 штук (правда, включая сюда и добытых с чучелами), и стая продолжала оставаться в том же районе.

Охотился так: выезжал из города в праздник около 12 часов, проезжал в санках на высоких копыльях прямо к месту, дожидался заката солнца и, оставив лошадь, накрытую сброшенным с меня тулупом, у охапки сена - на лыжах шел к знакомым местам. Верхней одеждой служила мне или легкая драповая без ваты тужурка, или две шерстяные вязаные рубахи, привезенные мною из Норвегии - очень теплые и удобные, так как не стесняют движений. На руках, лишь на первое время, перчатки; обычно ходьба настолько греет, что даже в сильный мороз перчатки излишни.

Чаще всего бывало, что, подойдя к знакомому острову, сразу замечал крайние лунки. Если птица облежалась и сразу не вылетела, то, подойдя к одинокой лунке возможно ближе, я начинал потопывать лыжей о снег и, обычно, с первым же стуком, взметая сноп снега, птица вырывалась. За первой подымалась другая, иногда сразу пара, наконец, после выстрелов и по мере продвижения к центру стана, начинали рваться с боков, спереди, сзади, - только успевай поворачиваться и менять патроны. Картина красивая, возбуждающая до того, что первое время руки трясутся и не слушаются! Как ни готовишься к вылету, но он всегда неожиданен и эффектен!

Больше пяти штук с места при подъеме стаи брать мне не приходилось. Причины - отчасти в моей горячности, особенно при сознании кратковременности охоты и необходимости торопиться, отчасти в невозможности быстро поворачиваться на лыжах, отчасти же и потому, что разбуженная первыми выстрелами птица сидит начеку и рвется при следующих выстрелах и дальше и сразу "пачками".

Случился однажды со мной и такой курьез. Подойдя к стае и убив первым выстрелом птицу, я решил приготовиться к дальнейшей стрельбе, набраться хладнокровия и заодно протереть очки, сильно потевшие на морозе; поставив ружье около себя в снег и протерев очки носовым платком, я решил заодно использовать его и по прямому его назначению. Эффект получился совершенно неожиданный; немедленно вслед за трубным звуком сморканья вся стая вырвалась из под снега, и я ее больше в этот вечер не видал, а домой уехал с одной птицей.

Нужно сказать, что особенное постоянство в выборе места для ночевки стая проявила лишь в течение одной зимы. На следующую зиму мне пришлось по всему району проложить лыжницу, нечто вроде рельсового пути, по которому я успевал объехать на лыжах до потемок всевозможные места ночевок, если не находил стаи в обычном месте. Ни разу я не возвращался без добычи.

Нынче, после многолетнего перерыва в охоте на лунках, я съездил только на одну зарю в прежние места и несмотря на все изменения, которые там произошли (пожар, выруба), и на несомненное перемещение стаи, нашел одиночную птицу, выковырнул ее лыжей и безжалостно убил.

Думаю, что в местах, мало знакомых для охотника, очень поможет прием, указываемый в литературе; прием этот я применил лишь однажды и очень удачно. Найти стаю нужно еще на жировке и, оставаясь для нее незамеченным, выждать, когда она ляжет спать; если только на ночевку она не улетает в другое место, что иногда бывает, не следует двигаться к стае тотчас же, а нужно дать ей облежаться, на это потребуется около получаса, если не слишком стемнело.

На лунках птицу можно бить и утром, но обычно это время менее удобно, так как птица под утро сама собирается, хоть не надолго, вылезть на березы, чтобы утолить голод, и потому первые же выстрелы выгоняют всю стаю.

Теперь приведу несколько "особых случаев" из моей практики на описываемой охоте, чтобы иллюстрировать описание картинами жизни.

Как плотно сидит тетерев в морозные дни, говорят следующие случаи, происшедшие в морозные ветреные дни, когда "добрый хозяин собаку не выгонит на улицу" и когда, я уверен, большинство охотников сидит дома и мечтает о весне и лете.

Между тем такие дни для меня были лучшими днями, ибо целый день можно бродить по лесу - птица вся в снегу и не вылетает на березы. Завернешься в тулуп, уляжешься в санки, вожжи замотаешь, как только выедешь за город, и дремлешь себе, пока привычный конь не привезет к самому месту.

Вот в один из таких "хороших" дней выходил я дорогой на опушку леса у покоса. Навстречу с уханьем и песнями промчались к деревне человек пять крестьян на порожних подводах; немедленно после встречи заметил я в 2-3-х шагах от дороги несколько полузанесенных лунок. В полной уверенности, что лунки старые, и думая, что косачи не усидели бы при том шуме, с которым пронеслись подводы, я не обследовал лунок и направился в обычные места. Пробродив там часа два и не найдя стаи, возвращаюсь обратно и надумываю поискать более свежих лунок около тех, что видел у дороги; с ружьем за спиной бросил лыжи на лунки, чтобы подвязать их и двинуться в сторону, а из под брошенных лыж фейерверком подымается штуки три косачей. Из поднятой затем стаи я взял четырех тетеревей.

В другой раз при таком же морозе и ветре нашел стаю в кустарнике и густой березовой подросли на болоте и буквально не знал, как быть с птицей; лежит крепко, подымается только тогда, когда копнешь лыжей, а стрелять надо чуть не в упор, так как отпустить в густяке нельзя. Как не ухитрялся, все же из одной пары убитых косачей составился только один; у одного не хватало головы и части груди, другого поднял без хвоста и живота. Только одного еще удалось взять не разбитым, остальные же ушли невредимыми, так как стрелял слишком "аккуратно" из боязни разбить.

Однажды, опять же в морозный и ветряный день, я на глазах встретившегося охотника шагах в 50 от него поковырял в снегу лыжей и после выстрела положил в сетку тетерку; надо было видеть изумленное лицо охотника, особенно когда я сказал, что и именно для такой охоты и приехал и что без добычи домой еще не ездил!

Бродя по лункам и замечая, что в окрестностях ночевок много лисьих следов, я невольно задался вопросом о том, какого мнения лисонька насчет того, чтобы использовать этот способ добывания себе пищи из под снега. Однако, несмотря на то, что лисьи следы были проложены по самым лункам, я за всю практику только один раз обнаружил следы ночной драмы; разрытая лунка, следы возни по снегу, перья и кровь. Очевидно, не так часто (один случай за несколько зим при еженедельном наблюдении) попадает лакомая пища на зубок кумушке; это обстоятельство, видимо, и заставило лисицу предпочитать мышей. Между прочим, на току при мне дважды в одно утро лисицей были утащены косачи.

В заключение упомяну о встречах на описываемой охоте с другими пернатыми, кроме косачей. Только раз наблюдал я вылет из под снега глухаря, хотя лунки его (лунищи!) встречал не однажды и всякий раз с уважением и интересом заглядывал в них, но ничего, кроме переваренных остатков пищи, не находил, конечно.

Несколько раз в крошечных лунках заставал я рябчика; иногда такие встречи кончались печально для птицы, но одна втреча всякий раз, когда я о ней вспоминаю, вызывает у меня улыбку; уж очень остроумно провела меня милая птичка.

Дело было так. Заметив однажды рябчиковую лунку, но не видя около нее вылета, я подошел к ней, топнул, ожидая взлета птицы; так как взлета не последовало, то я копнул лыжей. Однако ничего, кроме снега, не выбросил. Оглядываясь кругом, я заметил в сажени от лунки отверстие в снегу, как бы проделанное палкой, а шагах в 4-х от первого - и другое, такое же. Заинтересовавшись ими, я провел взором по направлению от лунки через отверстия, и в этот момент из под снега шагах в 4-х от второго отверстия выскочила головка, быстрым взглядом живого черного глаза окинула окрестности и снова исчезла под снегом. Пока я пришел в себя от неожиданности и раздумывал, что предпринять, проказник удрал под снегом за куст и, под его прикрытием, вылетел и скрылся невредимым.

Я не пожалел об этом. Уж очень хороша была птица, вынырнувшая из под снега, и жалко было бы поднять ее безжизненным трупом.


Печатается по изданию "Уральский охотник", №3/1926