Длиннорылый

Рассказы - Рассказы охотников

А. СЕВАСТЬЯНОВ

Егерь и его сын Сашка сидели на вышке в лесу, ждали кабанов у подкормочной площадки. Синицы хватали со снега зерна овса, взлетали с ними на ветки, прижимали лапками и начинали расклевывать. Снегири расселись в сторонке компанией в шесть птиц, переговаривались и неторопливо подбирали зерна. Сойки наскакивали друг на друга, ссорились, сердито щелкали клювами.
На площадку нырнул сверху ястреб-перепелятник. Сойки с криком взлетели. Одна села на ту же березу, куда и ястреб. Истошно кричала, вертелась на ветке в метре от перепелятника. Ястреб не нападал. Может, добыча слишком крупна для него или опасался дружной защиты.
Сашка придвинулся к окошку — ястреб заметил и тут же слетел. Сойка перепорхнула к вышке. Ветка под ней закачалась, а голова птицы оставалась неподвижной, только шея вытягивалась или вжималась. Сойка в упор смотрела на людей, потом с паническим криком отмахнулась от них крыльями.
По тропе шли кабаны: большой впереди, самый маленький сзади. Первый остановился — замерли все. А их уже обгоняла другая группа кабанов. Звери выбежали на площадку, стали выбирать из снега овес, кукурузу.
По одному приходили секачи.
То здесь, то там вспыхивали драки, с визгом, с кабаньим ревом. И большие, и маленькие наскакивали друг на друга. Но чаще дрались секачи, отгоняли всех, кто осмеливался есть слишком близко от них.
Два молодых кабана подбежали к сосенке и с разных сторон прижались к стволу. Как по команде, стали чесаться. Движения совсем одинаковые: казалось, один кабан чесался о зеркало. Тонкая сосенка не шевелилась: оба давили на ствол с одинаковой силой. А когда один отскочил, второй чуть не рухнул на бок, пригнув сосенку.
— О, Длиннорылый идет! — встрепенулся егерь и замер, не скрипнуть бы скамейкой.
Внизу толчея, визг, стычки, чавканье десятков кабанов. А поодаль, меж елочек, крался к площадке огромный кабан. Приближался так осторожно, словно был тут один. Три-четыре шага — замирал, долго и чутко слушал.
Подошел к первому на пути секачу. Тот не отбежал, а потянулся к нему мордой. Они прикоснулись клыками, постояли так несколько секунд, и Длиннорылый пошел к другому секачу. И тот вытянул вперед морду. Огромный кабан коснулся и его своим рылом.
Все повиновались этому кабану. Кормился он где вздумается. Но никто не отбегал от него, как от других секачей. И он ни разу не отпугнул даже тех кабанов, которые хрупали кукурузу у него под мордой.
Ветерок поскрипывал деревьями, легонько стучал ветками. Случайные шорохи на вышке терялись в этом шуме.
—Сколько же он весит? - шепотом спросил Сашка.
—На двести килограммов добывали, видел. Но этот гораздо больше,— ответил отец.
—Может, он самый большой в мире! — восторженно прошептал Сашка.— Где-то же такой кабан должен жить. Почему не у
нас?
Отец пожал плечами:
—Может, и не самый, но среди первых — точно.
У оконца лежала коричневая тетрадка с загнувшимися уголками и привязанным к ней карандашом. Егерь отыскал нужную страницу и проставил в графах цифры: сколько всего прошло кабанов, сколько свиней с поросятами, сколько секачей.
Пора домой. Чтобы не отвадить Длиннорылого, нужно было осторожно спугнуть кабанов. Стоит пискнуть мышью, как будто подманиваешь лисицу, и кабаны в испуге бегут с площадки. Они почему-то боятся такого писка.
Егерь пискнул в кулак. Кабаны кинулись в ельник, а в оконце ворвалась сова. Затрепетала огромной бабочкой и улетела. Наверное, сидела на крыше и бросилась на мышиный писк.
Всю дорогу домой говорили о Длинно-рылом. Откуда он пришел в их леса, никто не знал. Первый раз услышали об этом огромном кабане, когда он, как бульдозер, разрыл в совхозе бурт картошки. Съел меньше ведра, а заморозил тонны.Потом егерь столкнулся с ним на просеке. Собрался попить чайку, смахнул рукавицей снег с пенька, хотел поставить термос. Обернулся, а из елок вы¬двинулся кабанище ростом с его корову. Так показалось. Егерь и о ружье не вспомнил. Заслонился руками, как от наваждения. Отшатнулся да и попал на пень. И валенками вверх, в сугроб... Вскочил. Кабана как не бывало. Только на поляне, над взрытым прыжками снегом, медленно таяли в морозном воздухе рваные облачка звериного дыхания.
Кого-кого, а кабанов егерь видел каждый день. Но чтобы так напугаться... Подошел к следам. Копыта, как у хорошего лося. Егерь вынул патрон из кармана, потряс возле уха: не разболталась ли пуля. Перезарядил ружье, хотя вовсе не собирался преследовать этого кабана. Сашка увидел Длиннорылого весной. Как-то перевесился через борт лодки, уткнулся маской в воду: разглядывал во¬доросли подводного царства. А когда поднял глаза, увидел такого Нептуна, что вскрикнул и схватился за весла. Из воды на остров выбрался страшенный кабан. «Как динозавр! Щетина на загривке слиплась, ну прямо, как гребень»,— рассказывал он потом отцу.
С кабана стекала вода, бок блестел на солнце. Даже не отряхнулся, сунул морду в траву и сразу уверенно стал искать, как будто забыл там чего. Взлетела утка. Кабан задвигал челюстями, зачавкал — нашел яйца. Восемь гнезд недавно показы¬вал отец на этом островке. Сашка крикнул на кабана. Тот не отвлекался, шарил мордой в траве, как миноискателем, и чавкал. Сашка свистел, стучал веслами, кричал басом, как взрослый. Кабан истоптал всю траву, разогнал уток и напрямую, не пугаясь расстояния, поплыл к дальнему острову.
«Морда у него,— возбужденно рассказывал Сашка,— как плуг большой болотный у мелиораторов. Вот такой длиннорылый»,— развел он руками.
С тех пор и прилепилось к этому кабану прозвище Длиннорылый.
Появлялся он в разных местах, и всегда были от него какие-нибудь неприятности.
В лесу на поляне ютилась маленькая пасека. Егерь давно перевез туда семь ульев, поближе к медоносам. Огородил, избушку поставил. Все было хорошо, пока не объявился этот кабан. Сковырнул ульи. Красные, синие, желтые — все вперемешку. Над пасекой, как будто рыжими рукавами машут,— пчелы бушуют. Не подойдешь. Изгородь для других кабанов — преграда, а этот поднял со столбами целое прясло.
«Ну, погоди, рассчитаюсь как-нибудь с тобой!» — пообещал тот раз егерь, а пока пошел в деревню за пчеловодной сеткой. Была и в избушке сетка, да разве к ней проберешься — зажалят.
А как-то летом кабан ограбил старуху. Ходила в соседнюю деревню за хлебом. Пришла к магазину утром, а хлеб привезли только под вечер. Купила три буханки, больше не донести. Сумку перекинула за спину, отправилась назад. Всю дорогу пахло теплым хлебом, и старуха вспоминала, как они пекли его когда-то в своих избах. Едва дошаркала до родной деревеньки. Почти все окна в ней давно забиты или пустые, разъехался народ. Поставила сумку на крыльцо, пошла во двор за ключом. Да и задержалась там немножко, поглядела, снеслись ли куры. А когда вышла, скрипнула калиткой, от крыльца побежал за огород большущий кабан. Сумка валялась, двух буханок не было, только крошки остались. Третья, славу богу, цела.
«Вот он картошку у меня и роет»,— подумала старуха, бессильная перед этой бедой, как перед засухой или другой какой напастью.
А Длиннорылый не давал скучать. Повадился ходить по лесной дороге, проверять кротоловки раньше егеря. Учует, где попал крот, выкопает его и сожрет.
Егерь взял в лес бутылку с керосином. Поставит кротоловку в кротовый ход, замаскирует лесным мусором, а сверху покапает керосином, чтобы кабан не учуял крота.
Но вышло еще хуже. Непривычный запах приманил других кабанов. Там, где пахло керосином, они валялись, как собака валяется на дохлой мыши. Копытами затоптали все ходы. Пришлось из-за кабана снимать кротоловки.
А ведь егерь помнил еще то время, когда в их лесах не было ни одного кабаньего следа. Потом кабанов завезли откуда-то с Каспия. Другую партию — с Дальнего Востока. Кабаны прижились. Сменилось не одно их поколение, а они до сих пор строят разные гнезда. Кабаны с востока укладываются на ночь на еловых лапах, а с Каспия — делают гнезда только из тростника. Живут почти одним стадом, но половина ложится в ельнике, другая — рядом, в болоте.
Длиннорылый всегда строил гнезда отдельно. Зубами ломал еловые ветки, собирал пастью и нес в гнездо. Молодые елки вырывал с корнем, носил по одной.
Три дня в лесу не было видно леса — таким густым падал снег. Дорожный знак «Животные на дороге» утонул в сугробе по самую маковку. Вдали надрывно гудел трактор, пробивал из деревни дорогу везти молоко.
Когда, наконец, освободилось от облаков зеленоватое, как лед, морозное небо, отец доверил Сашке сходить на лыжах насыпать корм кабанам.
В лесу Сашка наткнулся на траншею, прорытую в снегу. Это пробрел Длиннорылый. Интересно было пройти вдоль траншеи, посмотреть, что делал кабан.
Из-под снега, из мягкой торфянистой земли Длиннорылый выкапывал и ел корневища рогоза. У озера разорил хатку ондатры. Развеял по снегу тростниковый мусор. Поймал ли зверька — не видно, но все равно загубил его: заморозил лаз в воду.
На поляне торчал из сугроба тростник, играл на ветру кистями. У ельника темнела проталина. Сашке и в голову не пришло: откуда среди зимы проталина? Почему всюду бело, а там чернели кочки? Пошел мимо и вдруг «проталина» — врассыпную! Кабаны бросились в тростник, в кусты. Оказалось, кабаньи спины он принял за проталину.
Там, где лежали,— широкое гнездо из тростника. Траншея проходила мимо и рядом с гнездом была утоптана маленькими следами. По ней, наверное, туда-обратно бегали кабанята, грелись на морозе.
На подкормочной площадке Сашка загремел замком у ларя с кукурузой. И сразу прибежал Захар — молодой кабан, который еще кабаненком не боялся людей. Теперь он даже разрешал чесать себя.
Сашка с трудом, двумя руками поднял обитую железом крышку ларя. Подставил под нее сломанный черенок лопаты. Хотел зачерпнуть ведром кукурузу и упал от удара по голове,,.
Открыл глаза и увидел — лежит на снегу. Голова гудела. Казалось, он сразу открыл глаза. Но перед ним чернели ноги кабанов. Значит, какое-то время лежал без сознания. Иначе кабаны не подошли бы так близко. Морды злые, с узко посаженными глазами и страшными, загнутыми вверх клыками.
Он шевельнулся — кабаны испугались и побежали, замелькали черные ноги. Оперся об угол ларя, встал. Потрогал голову под шапкой, посмотрел на руку — крови не было. Тяжелая крышка ларя захлопнута. Это она шарахнула его по голове, когда ручной кабан вскинулся передними ногами на край ларя и сбил копытом черенок лопаты, подпиравший крышку.
—Зачем кабаны подходили так близко? — спросил Сашка, когда пришел домой.— Неужели съесть меня хотели,
как раненого лося на болоте?
—Нет, конечно,— быстро сказал отец.
Помедлил и добавил: — Не кормили их долго. Корм ждали...
Но с тех пор больше не пускал Сашку одного на площадку.
В ту зиму надо было отлавливать кабанов. Построили живоловушку. Подкормочную площадку окружили вдолбленными в землю столбами, обтянули железной сеткой. Кабаны привыкли к этому загону. Кабанята быстро нашли, где пройти к желтеющей за сеткой кукурузе. Потом и взрослые осмелели, стали входить и вы¬ходить в единственный проход в вольере.
Егерь сидел на вышке и ждал, когда побольше кабанов войдет в ловушку. Тогда он дернет за трос, опадут поднятые ворота, он покрепче завяжет их и побежит звонить, чтобы присылали машины.
Поползень давно нашел щелку под крышкой ларя. Воровато нырял туда, выскакивал с золотым зерном кукурузы в клюве и летел прятать. Всю зиму старался, а перетаскать не мог. Измучился в работе.
Вдали между деревьями замелькали черные бока. Кабаны бежали к площадке. Сейчас будут в ловушке!
Но тут донесся странный перезвон. Звук был совсем не звериный и быстро приближался...
«Неужели кто-то спугнет кабанов?» Егерь тревожно всматривался в ельник, откуда несся звон. И вдруг увидел Длиннорылого. Это сосульки гремели у него на загривке. Каждый шаг был с перезвоном.
«Вот так удача! — обрадовался егерь.— Сам Длиннорылый идет к ловушке».
Кабаны уже на обтянутой сеткой площадке. Длиннорылый делал три-четыре шага, останавливался, шумно втягивал воздух. Еще три шага — опять вскидывал нос, ловил запахи: нет ли опасности. Рядом был ельник, а сетка не казалась преградой... И он вошел в ловушку.
«Вот и узнаем, сколько ты весишь!» — торжествуя, подумал егерь и дернул за трос.
Гулко стукнули о мерзлую землю отпадные ворота. Длиннорылый прыгнул в сторону-Егерь не понимал, что случилось. Кабаны метались в ограде, а Длиннорылый уже мелькал среди елок... И только когда другие кабаны полезли в пробоину, понял: Длиннорылый, как торпеда, молниеносно, как торпеда пробил вольерную сетку.